Самое слово «благовоспитанный», то есть хорошо воспитанный, показывает, что «приличные манеры» есть нечто приобретаемое, прививаемое человеку воспитанием. Действительно хорошее, благое воспитание прививается с детских лет. С самого нежного возраста о ребенке заботится его нянюшка, стараясь, чтобы вверенное ее попечению дитя было вежливо, опрятно и послушно. Гувернеры и гувернантки дома и в школе продолжают то, что начали няни, наконец, с переходом из детского в юношеский возраст молодые особы начинают бывать в обществе. Здесь под руководством матери они заканчивают свое воспитание, окончательно усваивают весь цикл приличных манер и светского этикета. Из сказанного не следует однако, что умение держать себя в обществе и усвоение правил хорошего тона, особенно внешней полировки светского человека, может быть приобретено исключительно с детства путем воспитания. Напротив, жизненный опыт показывает, что каждый взрослый человек, выросший на деревенской почве или где-нибудь за прилавком, может вполне перевоспитать сам себя. Он может стать в полном смысле приличным человеком, то есть усвоить все правила светских приличий настолько, что в лучших светских салонах среди природной аристократии ничем не выкажет своего простонародного происхождения и будет держать себя с тактом и изяществом истинного джентльмена.
Один из наших поэтов сказал:
«Куда как упорен в труде человек!
Чего он не сможет, лишь было б терпенье,
Да разум, да воля, да Божье хотенье!»
Даниэль говорил: «Какое ничтожество человек, если он не умеет стать выше самого себя».
Энергия, достаточная доза ума и наблюдательности, по возможности частое посещение приличного общества и чтение полезных для ума и сердца книг — вот все, что нужно для того, чтобы приобрести знание правил этикета и стать вполне «приличным человеком».
Женщина более способна и доступна внешней полировке, нежели мужчина. Она легко подражает п очень быстро усваивает тон и манеры людей, с которыми знакомится. Как бы мало ни была развита и неловка девушка, впервые вступая в общество, стоящее выше той среды, в которой эта девушка родилась и выросла, если она не лишена наблюдательности, если она скромна и способна к самоконтролю, с помощью которого ей удастся побороть в себе некоторые привычки, она, несомненно, достигнет успеха.
У приличного общества есть своя грамматика, свой язык, свой кодекс. Правила этого кодекса должны быть изучены путем практики или теории.
Эти правила мы предлагаем в нашем труде читателям. Но прежде, чем начать их изложение, вспомним весьма важную, основную истину, заключающуюся в том, что основы хорошего воспитания лежат в христианских принципах. В самом деле, история ясно и неопровержимо свидетельствует, что весь кодекс приличного общежития развился и окреп именно у христианских народов.
Грубо ошибаются те, которые правила светского этикета европейцев отождествляют с пустыми церемониями, подразумевая под светскостью внутреннюю пустоту, прикрытую внешними формальностями. Это неверно уже потому, что светский этикет европейских народов основан на благовоспитанности, а благовоспитанность имеет широкое и серьезное значение.
Никогда не надо забывать, что законы общежития, подобно христианским, из которых они черпают свое начало, свои принципы, требуют любви, согласия, долготерпения, кротости, доброты, гуманного обращения и уважения к личности.
«Манеры не пустяки; они плод благородной души и честного ума», — говорил Теннисон.
Эмерсон замечал: «Изящество в обращении лучше изящества форм; оно доставляет более наслаждения, чем картины и статуи; это самое изящное из всех изящных искусств».
Сидней Смит также говорил: «Манеры слишком часто остаются в пренебрежении; а между тем приобретение хороших манер очень важно, как для мужчин, так и для женщин... Жизнь слишком коротка, чтобы можно было надеяться успеть вполне отделаться от дурных манер; кроме того, в манерах отражаются добродетели».
Вежливость — одна из главных внешних привлекательностей характера. Она служит украшением действий, и очень часто самые обыкновенные услуги приобретают привлекательность вследствие того изящества, с каким предлагаются. Это счастливый образ действий, украшающий жизнь в мельчайших ее подробностях и способствующий сделать ее в целом приятной и веселой. Хорошие манеры далеко не в такой степени суетны и ничтожны, как многие думают; напротив, они в значительной мере способствуют облегчению житейских дел, а также и смягчают и придают приятность взаимным отношениям людей. «Сама добродетель, — говорил епископ Мидльтон, — оскорбляет, если она соединяется с отталкивающими манерами».
Вежливостью очень часто обусловливается более или менее почтенное положение, занимаемое человеком в обществе; вежливость нередко имеет более влияния в управлении людьми, чем все другие, гораздо более глубокие и существенные качества. Изящество и приветливость в обращении являются одними из лучших помощников на пути к успеху, и многим случалось не достигать его, единственно благодаря отсутствию хороших манер.
Локк считал гораздо более важным в воспитателе юношества обладание добрым нравом и хорошими манерами, чем глубокое знание классиков или вообще какой бы то ни было науки. В своем письме к лорду Пегерборо по поводу воспитания его сына Локк говорит: «Ваша милость желает найти для сво'его сына воспитателя, который бы обладал большою ученостью; я же не считаю такое условие особенно необходимым; по моему мнению, совершенно достаточно, если образование воспитателя ограничивается знанием латинского языка и общим понятием о прочих науках. Но я бы желал, чтобы он обладал хорошим нравом и был благовоспитан».
Надо заметить, что многое зависит от первого впечатления, которое обыкновенно бывает благоприятно для человека или наоборот, смотря по тому, вежливо ли его обращение или нет.
Очень распространена поговорка «манеры делают человека», но эта поговорка далеко не так справедлива, как следующая; «человек делает манеры». Человек может быть суров, даже груб и в то же время обладать добрым сердцем и неподкупной честностью. Но он был бы, несомненно, гораздо более приятным человеком, вероятно, даже более полезным, если 6 выказывал ту мягкость нрава и ту .учтивость в обращении, которыми всегда отличается настоящий джентльмен. Манеры до некоторой степени указывают на характер человека. Они служат внешней оболочкой его внутренней природы. Они обличают его вкусы, его чувства, его душевное настроение, а также и то общество, в котором он привык вращаться. Существует условная вежливость, которая имеет сравнительно небольшое значение. Природная вежливость, плод природных дарований, усовершенствованная заботливым самовоспитанием, очень важна в жизни. Учтивость внушается любезностью, которая для развитого ума составляет источник немалого наслаждения.
С этой точки зрения любезность представляется условием не менее важным, чем таланты и образование, ибо она имеет более влияния в том, что касается направления вкусов и характера. Сочувствие есть тот золотой ключик, которым открывается сердце человека. Оно не только научает вежливости, но и увеличивает проницательность и мудрость а потому на него можно поистине смотреть как на венец человеческих качеств.
Правила, искусственной вежливости приносят очень мало пользы. Часто то, что называют этикетом, служит не более чем прикрытием невежливости и отсутствия правдивости.
Этикет по большей части заключается в позировании и вообще легко распознается. Он лишь заменяет хорошие манеры, а часто бывает даже просто-напросто их подделкой.
Хорошие манеры выказываются преимущественно в вежливом и приветливом обхождении. Вежливость, но общему определению, есть искусство выражать внешними знаками то внутреннее уважение, которое мы питаем к тому или другому лицу. Однако ж мы можем быть вполне вежливыми с человеком, не питая к нему особого уважения. Хорошие манеры есть по сути учтивость в обхождении.
Настоящая вежливость основана на искренности. Она должна быть внушаема сердцем, иначе не будет производить прочного впечатления, потому что никакая сумма учтивостей не в состоянии заменить честности. Хотя вежливость в своих лучших проявлениях должна, по словам Франциска де Саля, походить на воду, «которая лучше всего тогда, когда прозрачна, без примеси и без вкуса», тем не менее даровитость в человеке всегда загладит многие недостатки в манерах и многое извиняется человеку сильному и оригинальному. Лишенная неподдельности и оригинальности, жизнь человеческого общества утратила бы значительную часть своего интереса и разнообразия, а также мужественность и крепость отдельных характеров.
Настоящая вежливость полна добродушия. Она проявляется в готовности способствовать счастию ближнего, в заботливом старании избегать всего того, что могло бы его огорчить. Не менее доброты свойственна ей и признательность: она охотно признает добрые дела.
Любопытно, что, по свидетельству капитана Спека, такое качество характера признается даже туземцами Уганды на берегах озера Нианзы в центральной Африке, где, как он говорит, «неблагодарность или пренебрежение выражением благодарности за оказанное благодеяние надлежит наказанию».
Хорошо воспитанные люди приветливы и иногда даже обеспечивают себе уважение других простым умением терпеливо выслушивать то, что им говорят или рассказывают. Они терпеливы, снисходительны и одарены искусством воздерживаться от резких суждений. Резкие суждения о других почти неизменно вызывают резкие суждения о нас самих.
Невежливый и увлекающийся человек охотнее согласится потерять друга, чем упустить свою шутку. Можно назвать очень безрассудным того, кто покушает себе ненависть ближнего ценой минутного удовольствия.
Инженер Брунель, один из добродушнейших людей, имел обыкновение говорить, что «злоба и злонравие самая дорогая роскошь в жизни».
Доктор Джонсон сказал: «Сэр, человек не в большей мере имеет право сказать невежливость, чем сделать ее; он не имеет права говорить другому грубости, как не имеет права сшибать его с ног».
Разумно вежливый человек не делает вида, будто он лучше, умнее и богаче своего соседа. Он не хвастается ни своим положением, ни своим происхождением, ни даже своей страной. Он также и не смотрит свысока на людей, не имеющих одинаковых с ним преимуществ. Он не похваляется своими подвигами или своим призванием, и разговор его не вертится постоянно и единственно на предметах его профессии. Напротив, он будет скромен и естествен во всем, что делает и говорит. Настоящий его характер проявляется скорее в исполнении дела, чем в хвастовстве, скорее в поступках, чем в словах.
Отсутствие уважения к чувствам других обыкновенно порождается себялюбием и, постепенно развиваясь, превращается в жестокость и грубость манер. Оно может происходить не столько от злонамеренности, сколько от недостатка сочувствия и деликатности, от недостатка внимательности относительно тех мелочей и, по-видимому, пустяков, которыми в жизни доставляется удовольствие или причиняется огорчение ближнему.
Поистине можно сказать, что способность к самопожертвованию в обыкновенных мелких столкновениях повседневной жизни служит главным отличием человека хорошо воспитанного от дурно воспитанного.
Не обладая некоторой сдержанностью, человек в обществе может оказаться почти нестерпимым.
Общение с таким человеком никому не может доставить удовольствия; он является источником постоянных неприятностей для тех, кто его окружает. Благодаря отсутствию самообладания, многие всю жизнь свою проводят в борьбе с созданными ими же самими затруднениями и вследствие строптивой непокорности лишают самих себя возможности успеха, между тем как другие, быть может, даже менее даровитые люди, пролегают себе дорогу и приобретают успех простым терпением, ровностью и спокойствием характера, самообладанием.
Добрый нрав — условие не менее важное для приобретения успеха в жизни, чем таланты. Как бы то ни было, но несомненно то, что счастье человека главным образом обуславливается его темпераментом и в особенности же его расположением к веселости: его услужливостью, приветливостью в обхождении, его готовностью сделать приятное другим, словом, мелкими подробностями хорошего поведения, на которые в житейских отношениях существует постоянный спрос. Люди могут выказать свое неуважение к другим разными способами, например, небрежностью в одежде, отсутствием опрятности, потворством дурным привычкам.
Человек неряшливый и неопрятный, внушая к себе отвращение, проявляет свое пренебрежение к чувствам и вкусам других, следовательно, тоже груб и невежлив, только в другой форме.
Давыд Ансильон, гугенотский проповедник, говорил, «что отсутствие старания в подготовке обличает неуважение к публике и что человек, который вздумал бы явиться в общество в торжественный день в ночном колпаке и в халате, учинил бы не большее нарушение приличия».
Совершенство в хороших манерах заключается в непринужденности, такой непринужденности, которая бы не привлекла ничьего внимания, но была бы совершенно естественна и проста.
Человек откровенный и приветливый умеет сделать, чтобы всем окружающим его было ловко и уютно. Он согревает и оживляет их своим присутствием и располагает в свою пользу все сердца. Таким образом манеры в своих высших проявлениях получают, как и характер, значение настоящей движущей силы.
Можно быть и вежливым, и любезным, имея очень мало денег в кармане. Вежливость дает много и ровно ничего не стоит. Это самый дешевый из всех товаров. Самое скромное из изящных искусств — вежливость. Она так полезна и доставляет столько удовольствия, что ее почти мощно поставить в ряд искусств, возвышающих душу человека.
Первая и лучшая школа вежливого обращения, равно как и характера, всегда семья, в которой учителем является женщина. Манеры целого общества не что иное, как отражение манер, господствующих в отдельных семьях; они не могут быть ни лучше, ни хуже.
Как для нешлифованных драгоценных камней, для большинства людей, чтобы выказать свой полный блеск и красоту, необходимо приобрести отточенность манер и вкуса в соприкосновении с другими лучшими натурами. У некоторых лишь часть манер отточена, что дает возможность не более как угадывать их внутренние достоинства. По для полного проявления их качеств необходима дисциплина опытности и сближение с лучшими образцами характера в контактах повседневной жизни.
Успех в приобретении хороших манер в значительной степени обуславливается тактом. Вот почему женщина, вообще обладая большим тактом, чем мужчина, бывает в этом случае самым влиятельным и полезным наставником.
Женщины одарены большей сдержанностью, чем мужчины, и от природы более приветливы и тактичны. Они обладают врожденной быстротой и готовностью к действию, более глубоким пониманием характера, они проницательнее, добрее, выказывают большую тонкость в распознавании людей и большую ловкость в обхождении.
Такт, врожденное понимание всего приличного, лучше иных достоинств помогает человеку вести себя как должно в затруднительных обстоятельствах. «Талант, — говорит один писатель, — сила; такт — ловкость. Талант — вес, такт — скорость. Талант знает, что делать, такт учит, как делать. Талант делает человека достойным уважения, такт приобретает ему уважение. Талант — капитал, такт — чистые деньги».
Нельзя не сознаться, что иногда даже наиболее одаренным и великодушным натурам недоставало той грации, которая дается вежливостью и приветливостью. Подобно тому, как под грубой оболочкой скрывается иногда самый сладкий плод, так и грубая внешность очень часто скрывает добрую и полную горячего сочувствия душу. Суровый человек может подчас казаться невежливым и даже грубым и, тем не менее, обладать добрым, честным и кротким сердцем. Джона Нокса и Мартина Лютера никоим образом нельзя назвать людьми, отличавшимися приветливостью обращения. Они посвятили себя делу, которое требовало преимущественно людей сильных и решительных, а не благовоспитанных. Действительно, их часто считали излишне строгими и жесткими в обхождении.
— Кто же вы-то такой, — спросила Мария, королева шотландская, Нокса, — что дерзаете поучать славных и владетельных особ этого королевства?
— Подданный, рожденный в пределах того же государства, — отвечал Нокс.
Говорят, что вообще его смелость и грубость не раз заставляли плакать королеву Марию Стюарт. Когда это обстоятельство дошло до регента Мортона, он сказал: «Пусть лучше плачут женщины, чем бородатые мужчины!».
О Лютере некоторые думали также, что его характер представлял только смесь страстности с грубостью. Но он, как и Нокс, жил в эпоху страстную н грубую, п его дело едва ли могло быть исполнено мягкостью и нежностью. Чтобы разбудить Европу от сна, он должен был говорить и писать сильно н даже яростно. Впрочем, ярость Лютера ограничивалась только словами. Его грубая на вид внешность прикрывала горячее сердце. В частной жизни он был нежен и привязчив. Он был прост до крайностей. Любитель всех удовольствий, он нисколько не был человеком суровым или ханжой. Он был откровенен, благосклонен и даже весел. Лютер был народным героем в свое время и таким остался и Германии и до наших дней.
Резкость манер и привычка спорить и противоречить всему, что другие говорят, отталкивают н охлаждают. Но и противоположная привычка со всем соглашаться, сочувствовать каждому высказанному замечанию или выраженному чувству почти также неприятна. Она не согласна с достоинством человека, и в ней чувствуется бесчестность.
Надо заметить, впрочем, что многие невежливы не потому, чтобы они хотели быть такими, а потому, что они неуклюжи и не умеют лучше себя вести.
К тому же многих считают жесткими, самоуглубленными и гордыми, тогда как они в сущности только застенчивы.
Застенчивые люди при встрече друг с другом имеют вид ледяных сосулек. В обществе они сторонятся и отворачиваются друг от друга, во время путешествия забираются в противоположные углы вагона.
Такая необщительность не что иное, как застенчивость.
Исаак Ньютон, судя но всему, был один из самых застенчивых людей своего века. Он долго держал в тайне некоторые из своих величайших открытий, страшась известности, которую могло ему дать их обнародование. Его открытие теоремы двучленной величины и ее важнейшие применения, как и более важное его открытие закона тяготения, в течение нескольких лет оставались не опубликованными. Сообщив Коллинсу свое решение теории вращения Луны вокруг Земли, он запретил ему поминать свое имя в связи с этим открытием в «Астрономических трудах», говоря: «Это, пожалуй, может послужить увеличению моей известности: обстоятельство, от которого я по преимуществу стараюсь уклониться».
Из всего, что известно из жизни Шекспира, можно вывести заключение, что он был чрезвычайно застенчивым человеком. Каким образом появлялись в свет его драмы, мы не знаем, ибо ни одной из них, насколько нам известно, он сам не издавал и не одобрял к печатанию. Время их появления до сих пор в точности неизвестно и остается предметом догадок. Он появляется на сцене в собственных драмах в ролях второстепенных. Известно о его равнодушии к славе и даже его отвращении быть в чести у своих современников. Как только он составляет себе некоторое состояние, он исчезает из Лондона. Его отъезд в то время, когда ему было не более сорока лет, в небольшой городок, где он до конца своих дней вел жизнь скромную, избегая известности, свидетельствует о застенчивости этого великого человека и его непреодолимой робости.
При том же очень вероятно и то, что Шекспир, кроме своей застенчивости, которая, как и застенчивость Байрона, еще усиливалась вследствие хромоты, был одарен в весьма скудной степени даром, надежды.
Знаменательно, что великий драматург, в течение всей литературной карьеры щедро и пространно описывая в произведениях свои чувства, ощущения и добродетели, очень редко упоминает о надежде, а если и упоминает, то Обыкновенно с оттенком грусти и отчаяния: «У несчастного нет другого лекарства, кроме надежды».
Разумеется, можно было бы предположить, что часто повторяемые появления Шекспира перед публикой очень скоро должны были победить его застенчивость.
Но врожденная застенчивость, если она сильна, побеждается с большим трудом.
Рассказывают, что когда Гаррика призывали к суду по делу Баретти и попросили свидетельствовать в присутствии суда, то, несмотря на свою тридцатилетнюю привычку сохранить присутствие духа на сцене на глазах тысяч зрителей, он до того смутился и смешался, что был выслан судьями со скамьи свидетелей как человек, от которого нельзя было добиться толковых показаний.
Кто бы поверил, что покойный актер Чарльз Мэтью, каждый вечер игравший перед многочисленной публикой, был по природе один из самых застенчивых людей. Несмотря на свою хромоту, он делал большие обходы но Лондонским переулкам, чтобы только избежать людей, которые могли бы его узнать. Жена его рассказывает, что он был не в духе и смущался, если его узнавали. Если же ему случалось, проходя, слышать, что кто-нибудь шепотом произносил его имя, он опускал глаза и краснел.
С первого взгляда нельзя было предположить, что Байрон также страдал застенчивостью. Его биограф рассказывает, что когда он гостил у Мистрис Пигот в Саусуэлле, то, как только замечал, что подходит кто-нибудь чужой, тотчас же выпрыгивал из окошка и спешил уйти через луг, желая избежать встречи.
До сих пор мы говорили о застенчивости как о недостатке. Но на нее следует взглянуть еще и с другой точки зрения. Она тоже имеет свою светлую сторону и вмещает в себе хороший элемент. Застенчивые люди непривлекательны и необщительны, потому что сравнительно с другими они больше избегают общества. Они не обладают тем изяществом манер, которое приобретается общением, так как они склонны скорее избегать общества, чем искать его. Они застенчивы в присутствии чужих и даже в своей семье. Они таят свои чувства, прикрывая их строгой сдержанностью, а если иногда и дают им свободу, это происходит в самых сокровенных уголках семейной жизни; Тем не менее существование этих чувств не подлежит ни малейшему сомнению, и при этом надо заметить, что они бывают нисколько не менее здоровыми и искренними от того, что их не делают предметом выставки.
В заключение скажем, что, усваивая хорошие манеры и упражняясь в учтивом поведении, надо всегда помнить при этом, что есть нечто гораздо более высокое и благородное, к чему человек должен стремиться. То, что выше удовольствия, выше искусства, выше богатства, власти, ума гения — это безупречность и совершенство характера. Без прочной добродетельности отдельных лиц никакое изящество, никакая красота манер, никакие искусства не в силах будут спасти или возвысить дан;е целый народ.
Источник: «Правила вежливости и светского этикета», Москва, 2007