В XVIII веке под этикетом понимался лишь свод правил поведения, принятых при дворах монархов. Однако жизнь потребовала более широкого толкования этого термина. На самом деле правила поведения в присутствии монарха, при его дворе или в доме знатного хозяина были одной из форм — наиболее условной, иногда заимствованной — исторически сложившихся взаимоотношений человека и общества. Следовательно, вполне правомерно употреблять этот термин не только применительно к обиходу во дворцах и аристократических салонах. Сумма других правил поведения — в доме античного рабовладельца, средневекового ремесленника, в условиях крестьянского и рабочего быта капиталистического общества, на общественном или семейном празднике людей, принадлежавших к разным общественным слоям,— тоже этикет. В настоящее время, как свидетельствует Академический словарь под этикетом понимается «установленный порядок поведения, формы обхождения в каком-либо обществе».
Этикет возник как придворный церемониал. Но он появился неодновременно с возникновением монархической формы правления. В Древнем Риме, например, к Юлию Цезарю еще обращались просто «Цезарь». С укреплением императорской власти стали вырабатываться особые правила обращения к монарху и правила, регламентирующие жизнь двора. Византийский император Константин, стремившийся прочно укрепить императорскую власть и внедрявший с этой целью иерархические отношения среди аристократов, ввел титулы, которые были обязательны при общении к лицам, принадлежавшим к знати. Соответственно, рангу и титулу каждый придворный должен был участвовать в церемониях, выполняя строго определенные функции.
Придворный этикет строжайшим образом регламентировал всю дворцовую жизнь. Члены семьи монарха должны были в определенный час вставать. Точно указывалось, кто обязан присутствовать при одевании монарха, кто должен держать и подавать одежду, туалетные принадлежности и прочее. Заранее было определено, кто сопровождает монарха, как проходят церемонии аудиенций, обедов, прогулок, балов. Представленная ко двору женщина, удаляясь от царствующей особы, должна была двигаться спиной к выходу, ногой отбрасывая шлейф своего платья, чтобы не запутаться в нем. Этикет точно указывал, на какую высоту, переступая через порог, могли поднимать юбки придворные дамы различных рангов. Этикет требовал, чтобы слуг окликали, крича во весь голос: «Эй! Эй!». Этикет предписывал количество и конфигурацию линий, которые должны вычерчивать при реверансе министры, герцоги, генералы и прочие представители знати.
В старых хрониках и мемуарах именитых придворных можно найти свидетельства того, как из-за мелочей, связанных с этикетом, нередко вспыхивали ссоры, осложнявшие политические отношения между государствами. Жесточайшие споры возникали из-за того, на что предлагалось сесть (на кресло с подлокотниками, на стул с высокой спинкой или на табурет), из-за нарушающего этикет движения правой или левой рукой, количества шагов, которые надо было сделать, кланяясь императору.
В эпоху расцвета королевской власти говорили, что законы этикета связывают монархов гораздо сильнее, чем законы конституций. Существовало выражение: этикет делает королей рабами двора. В истории были случаи, когда из-за стремления во что бы то ни стало соблюсти этикет приносились в жертву человеческие жизни. 6
В «Мемуарах об испанском дворе», де Ольнуй, XVIII век, рассказывала о случае, который произошел при дворе Филиппа II. Королева захотела показать придворной знати, что она отличная наездница. Из нескольких прекрасных андалузских коней она выбрала одного, но он оказался очень строптивым. Почувствовав седока, конь сразу поднялся на дыбы. Королева упала, нога застряла в стремени. Конь помчался, волоча королеву за собой. Это случилось под стенами дворца. Король видел все с балкона, площадь была полна знати, но никто не решился помочь незадачливой наезднице: никому нельзя было дотрагиваться до ноги ее величества. Наконец, двое придворных все-таки решились. Их мужество современники видели не в том, что они попытались остановить скачущего коня, а в намерении нарушить правила этикета. Вытащив из-под коня полумертвую королеву, они тут же вскочили на своих коней и ускакали, чтобы скрыться от королевского гнева.
Другой испанский король — Филипп III — во ими этикета пожертвовал своей жизнью. Сидя у камина, в котором слишком сильно разгорелось пламя, он не позволил никому из придворных поставить заслонку и не отодвинулся сам (придворный, который должен был следить за камином, отсутствовал). Король решил не двигаться с места, хотя пламя уже обжигало ему лицо: в этой «стойкости» он видел проявление своей монаршей чести. За свое упрямство Филипп III был жестоко наказан. Получив сильные ожоги, он умер через несколько дней. Имея в виду подобное слепое следование требованиям этикета, великий французский просветитель Вольтер писал, что этикет — это разум для тех, кто его не имеет.
Первый известный трактат о поведении «Дисциплина клерикалис», изданный в 1204 году, был сочинен испанским священником Педро Альфонсо, который предназначался для духовенства. На основе этой книги позднее выходят пособия по этикету в Англии, Голландии, Франции, в германских и итальянских землях. В их содержании преобладали правила поведения за столом, а также порядок ведения бесед, приема гостей. Эти правила считались пригодными и для дипломатов.
В средине века сфера применения этикета в международном общении расширилась. Все чаще общаются между собой не только дипломатические представители, но и коронованные особы, дворяне, купцы, ученые и странствующие студенты. Законодателем правил этикета в начале и середине средневековья была церковь, а в позднее средневековье — королевские дворы Парижа, Лондона и других европейских столиц.
И в этот исторический период древняя церемония приема послов и правила этикета нередко преднамерен' но нарушались с тем, чтобы унизить представителей других государств. Русский дипломат Павел Левашов в трактате «О первенстве и председательстве европейских государей и их министров», напечатанном в Петербурге в 1972 году, описывает, сколь унизительной была церемония приема послов при Оттоманской Порте. Длилась она довольно долго. Посла перед аудиенцией у султана заставляли независимо от погоды «сидеть на лошади посреди улицы, дабы видеть проезжающую всю свиту Визирскую и поздравить его высокостепенство...» Затем его вели в комнату, посреди которой «стоит старый и гнилой табурет, приготовленный для Посла, на котором ему сидеть должно, ежели только может его сдержать. По меньшей мере два часа слушает он множество дел, как там судят и решают, из которых Посол ни слова не разумеет...».
А вот как, по описанию Энгельберта Кемпфера, в конце XVIII века принимали голландских купцов военные правители Японии — сегуны. «Как только начальник наш вошел в зал, раздался громкий крик «Голланда — капитан!», что было знаком подойти ближе и нижайше поклониться. В соответствии с указанием он полз на коленях, опираясь о пол руками, к отведенному для него месту, между подарками, разложенными в надлежащем порядке... Затем, не поднимаясь с колен, он поклонился так низко, что коснулся лбом пола, и в этой же позе должен был пятиться, словно краб, так и не вымолвив ни единого слова».
В Китае императору заставляли отвешивать девятикратный земной поклон. Когда же русский посланник счел для себя унизительным отвесить традиционный поклон перед китайским императором, китайский двор счел себя оскорбленным, и результаты миссии были неблагоприятны.
В России издавалось много специальных книг, в которых излагались правила хорошего тона. Еще в XVII веке был издан свод правил поведения горожанина, которым он должен руководствоваться в отношении к светской власти и церкви, семье и слугам,— так называемый «Домострой». В нем подробно излагались настав-8 ления по воспитанию детей, ведению хозяйства, приготовлению пищи, приему гостей, свадебным обрядам, торговле и т. д. «Домострой» охватывал все стороны жизни городских семей.
Глава семьи по «Домострою» был неограниченным владыкой домочадцев. «Домострой» предлагал учить детей ремеслу и торговле, при неповиновении советовал «сокрушать ребра». Жена по «Домострою» участвует в воспитании детей и ведет хозяйство, но и ее следует при совершении оплошностей наказывать «грозно»1. Таким образом, весь этикет домашней жизни — основной формой общения людей в тогдашние времена — сводился к полному повиновению «главы дома», воля которого определяла конкретные правила поведения каждого домочадца, каджого, кто находился в зависимости от него. Неограниченная власть главы семьи соответствовала духу феодальных отношений, когда князю, боярину приписывалась роль отца своих подданных.
В бурную эпоху Петра I жизненный уклад русских людей резко изменился. Поставив одной из своих задач европеизировать его, Петр I стал с невиданным доселе размахом вводить различные новшества в повседневную жизнь и быт. Новый покрой платья, парики, бритье бороды — все это предусматривалось широким планом преобразования России, как и коллегиальные учреждения, школы, издание книг, газет и т. д. Реформы проведенные Петром I, вскоре сказались на быте тогдашнего дворянства, который стал значительно отличаться от быта прежних поколений дворян. Создавались особые руководства для молодых людей; в них подробно указывалось, как надлежит вести себя в обществе. Так, в 1717 году по распоряжению Петра I была издана книга «Юности честное зерцало или показа к житейскому обхождению, собранное от разных авторов». В этой книге давались советы молодым дворянам, как держать себя в обществе чтобы иметь успех при дворе и в свете.
Среди прочих советов в книге «Юности честное зерцало» содержалось наставление для молодого русского шляхтича быть вежливым и учтивым с окружающими, при встрече со знакомыми «за три шага шляпу снять приятным образом». При этом указывалось, «что держать в руках неубыточно, а похвалы достойно...», и далее пояснялось, почему следует это делать: «Лучше, когда про кого говорят: он есть вежлив, смиренный кавалер и молодец, нежели когда скажут про которого: он есть спесивый болван».
В обществе, рекомендовалось в книге, «в круг не плевать», в платок «громко не сморкаться и не чихать», «перстом носа не чистить». Содержи себя в порядке, поучала она читателя, обрезай ногти, «да не явится яро бы оные бархатом обшиты». Мой руки, за столом сиди прямо, на стол не упирайся, «руками по столу не коло-броди, ногами не мотай». Не хватай первый со стола, «не жри как свинья и не дуй в ушное (щи), чтобы везде брызгало, не сопи ягда яси (когда ешь)». Не проглатывай целые куски, не говори, когда во рту пища, губ рукой не утирай, перстов не Злизывай, костей не грызи, ножом зубов не чисти, около своей тарелки не делай забора из костей, корок хлеба и прочего. Таковы некоторые пра-правила, надо сказать, весьма разумные. Книга пришлась по вкусу русскому дворянству XVIII века. При Петре I она выдержала три издания, выходила не раз и после него.
Новая форма общения была наиболее примечательной особенностью быта дворянства, в первую очередь петербургского, с начала XVIII века. В допетровской Руси представители старинных боярских семей общались редко, да и сам круг общающихся был ограничен. Жили замкнуто, сурово и встречи,'как правило, носили либо деловой, либо случайный характер, самой потребности провести время в кругу знакомых, друзей еще не появилось. В новой столице — Петербурге — было не так. Здесь устраивались всевозможные празднества на Неве, смотры флота, театральные представления, маскарады, приемы иностранных гостей, были учреждены ассамблеи — все это разрушало прежнюю замкнутость и значительно увеличивало круг людей, находившихся друг с другом в длительном общении.
Царь Петр I прекрасно понимал, что вытащить человека из скорлупы домашнего быта — дело не простое. И 26 ноября 1718 года петербургский обер-полицмейстер Девлер издал распоряжение об ассамблеях — вольных собраниях, открывающихся по вечерам в знатных домах по установленному порядку. Их участниками могли быть дворяне, люди высоких чинов вплоть до обер-офицеров, а также знатные купцы и главные мастера. Лакеям и служителям вход был воспрещен. В распоряжении говорилось, что ассамблеи устраиваются не только для забавы, но и для дела, «ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается».
Если в зимнее время ассамблеи устраивались в столице поочередно представителями знати, то летом Петр I проводил ассамблеи в Летнем саду. Был установлен четкий их регламент. Ассамблеи давались с 5 до 10 часов вечера. Самая большая комната дома отводилась под танцевальный зал, где исполнялись западноевропейские танцы (менуэт, англез). В соседних комнатах обычно играли в шахматы и карты. Одна комната предназначалась для курения. Обязанности хозяина не шли дальше предоставления гостям помещения и приготовления напитков и настольных игр. Никаких церемоний, ни встреч, ни проводов не полагалось.
Участие в ассамблеях должны были принимать и женщины. Хозяин, хозяйка или кто-нибудь из домашних начинали танцы, после чего танцевать могли гости. Мужчина, желавший танцевать с дамой, подходил к ней и отвешивал три церемониальных поклона, что было обязательной формой приглашения. Во время танца он должен был едва касаться пальцами ее пальцев, а после окончания — целовать ей руку. Женщины, получив право наравне с мужчинами принимать участие в ассамблеях, одетые в европейские платья и выученные танцевать, все-таки сохраняли прежнюю застенчивость, и правила этикета всемерно поддерживали такой стиль поведения. Девушка, например, не смела вступить в разговор с мужчиной и не могла танцевать два раза в вечер с одним кавалером.
Петр I, требовавший от участников ассамблеи веселья, свободы общения, не взирая на чины и ранги, часто во время исполнения медленного танца отдавал распоряжение музыкантам играть веселую музыку. По этому неожиданному сигналу дамы оставляли своих кавалеров, приглашали новых из нетанцующих; кавалеры в свою очередь ловили дам или искали других; в такие моменты возникали толкотня, беготня, шум, крик, смех. Наконец, раздавался новый сигнал, все принимало прежний порядок, и тот, кто остался без дамы, подвергался штрафу. Он был обязан осушить кубок большого и малого «Орла», чтобы стать предметом общего веселья и смеха. Такие штрафы налагались на любого участника ассамблеи за любое нарушение ее правил.
В послепетровское время, когда дворянское государство укрепилось, напряженность периода ломки старых боярских порядков осталась позади. Дворянство могло вести относительно спокойную жизнь, которая определила ее бытовой уклад на весь XVIII век: пышность, роскошь, строжайшая сословная замкнутость, до мелочей разработанный этикет.
Законодателем роскоши и блеска стал императорский двор. Чтобы быть на хорошем счету при дворе, требовались огромные расходы на платье, в противном случае можно было затеряться в раззолоченной толпе, наполнявшей дворцовые апартаменты. Даже приезжавшие в Россию французы, привыкшие к блеску версальского двора, удивлялись роскоши и богатству русского двора.
В Петербурге и Москве появились французские модистки, парикмахеры, парфюмеры, открылись разные модные лавки. Еще Петр I в «Табеле о рангах» писал: «чтобы каждый чиновник одевался в соответствии со своим служебным положением не хуже и не лучше», а «как чин и характер того требует». Позднее правила эти были распространены и на жен чиновников. В 1742 году издается указ, дозволявший только «особам первых пяти классов» носить шелка, парчу или кружева. При этом кружева должны быть не шире четырех пальцев. Принадлежавшие к третьему классу могли шить одежду из бархата или материи, стоившей не более трех рублей за аршин. Не имевшим ранга запрещалось носить бархат. В середине XVIII века при дворе женщинам не разрешалось носить платья черного цвета, независимо от того, к лицу или не к лицу им другие цвета. Более того, во время приемов дамы должны были являться во дворец в специально сшитых для этого так называемых мундирных платьях.
Высшее дворянство воспитывало своих детей дома или в специальных учебных заведениях, военных и гражданских. Домашними воспитателями сначала были немцы, потом, с 40-х годов XVIII века — французы. Часто эти гувернеры были очень немудренными воспитателями. Указ 12 января 1755 года об утверждении Московского университета говорил о необходимости заменить недостаточно образованных придворных педагогов достойными «национальными» людьми. Под влиянием французских воспитателей в дворянском обществе во второй половине XVIII века сложились два любопытных характерных типа. Они получили название «петиметры», и «кокетки».
«Петиметр» — великосветский кавалер, воспитанный на французский манер. Ничего русского для него не существовало или существовало только в качестве предмета насмешки и презрения. Русский язык он презирал как язык крепостных, да и вообще о своей Родине ничего знать не хотел.
«Кокетка» — великосветская дама, воспитанная по-французски. Весь ее житейский катехизис состоял в том, чтобы со вкусом одеться, грациозно войти и изящно поклониться, уметь манерно улыбаться, говорить ничего не значащие слова, поддерживать светскую беседу в аристократических салонах и т. д. За туалетом «кокетки» просиживали часа три-четыре, белились, румянились очень прилежно, сурьмили брови, наклеивали мушки величиною с гривенник. Веер был обязательным предметом дамского обихода, он помогал скрыть неприличный смех, шепнуть словцо соседке так, чтобы никто не слышал. Подражая французским манерам, «кокетки» принимали гостей, лежа в постели среди груды подушек.
Все, что делалось в Париже, становилось обязательным на Невском проспекте и Тверском бульваре. На улицах Петербурга, Москвы, Киева и других городов можно было встретить «петиметра», слепо подражавшего парижской моде. На шее галстук до самых ушей и на груди невероятное количество позванивающих брелоков. В одной руке он держал трость, в другой — круглую шляпу, которую не осмеливался, однако, надевать на свою взбитую прическу. Тростями щеголяли. У иного важного «петиметра» трость стоила не одну тысячу рублей. Чинные и важные поклоны, приветствия рукой, реверансы и всякие другие внешние проявления этикета того времени представляли довольно театральную картину на улицах Петербурга и Москвы.
Французское влияние на русское общество достигло своего апогея в годы, предшествовавшие Отечественной войне 1812 года. Французские пансионы росли в то время, как грибы после дождя, а французский язык стал в России почти официальным. Во время приемов, на званых ужинах, балах, маскарадах и на частных встречах было принято говорить по-французски. Однако не все «петиметры» и «кокетки» знали французский язык. Но не желая отставать от моды, они произносили давно вошедшие в русский язык слова на французский лад — с ударением на конце слова.
Интересно отметить, что время публичных и частных обедов, приемов и всяких съездов в великосветском обществе к концу XVIII века было строго регламентировано. Званые обеды начинались в два-три часа пополудни. Частные вечера (балы и маскарады) — в семь-восемь часов. Ужины начинались в десять часов и во втором часу ночи кончались. В некоторых домах после полуночи танцы прерывались и хозяин возглашал: «Пора по домам!» Гости, уходя, благодарили хозяина; более близких знакомых хозяин обнимал, других дружески хлопал по плечу, дамам целовал руку. Наиболее почитаемых гостей хозяин и хозяйка провожали до лестницы.
Число гостей, как правило, было ограничено, съезжались лишь приглашенные, и, конечно, лнца только своего круга. На маскарад во дворец Екатерина II приглашала тех, кто имел право носить шпагу, т. е. дворян; приглашались и купцы, но для них отводилось «особое зало». Бал начинался заранее установленным танцем, в котором принимали участие и пожилые гости. Исполнив этот танец, последние садились за заранее подготовленные карточные столы, а молодежь продолжала танцы. Приличие требовало, чтобы мужчина приглашал на танец избранную им даму, при этом предварительно отвешивая традиционный трехразовый поклон.
Общество в гостиных разделялось на молодых и пожилых. Старики говорили со стариками, молодежь слушала последних почтительно, не смея вмешиваться в разговор. Вежливость по отношению к женщине проявлялась во всем: подать салоп, поднять платок, отыскать лакея, карету незнакомой дамы, проводить ее — все это входило в обязанность каждого мужчины.
К концу XVIII — началу XIX века на балах и приемах, как это было на петровских ассамблеях, в шахматы и шашки уже не играли, их заменили карты. Игра в карты вошла в моду в царствование Анны Иоанновны, и к концу века в каждом дворянском доме по ночам метали банк. Быстрое распространение азартных карточных игр в обществе заставило правительство принять необходимые меры. Изданный 8 апреля 1782 года Устав благочиния запрещал азартные карточные игры. Особенно строгие меры принимались против игроков в 1792 году, когда полиция получила право прямо являться в дом, где велась игра, и брать под стражу играющих. Однако азартные карточные игры продолжались, влекли за собой разорение, растрату казенных денег, самоубийства.
Оскорбление дворянина равным ему еще в середине XVII века не вызывало у пострадавшего каких-либо особых действий для восстановления поруганной чести. Однако в некоторых случаях считалось, что восстановить честь нельзя иначе, как смыть нанесенный позор кровью. Поединки стали все больше входить в быт дворян. Из данное еще при Петре I постановление о запрещении поединков не выполнялось, и правительство издало в 1787 году манифест, усиливший наказание за поединки: «обнажившего оружие судили яко нарушителя мира и спокойствия» *. Однако, несмотря на относительную строгость этих постановлений, они почти не применялись, и дуэли продолжались. Поединки часто бывали в офицерской среде. Правда, стрелялись очень редко, только за кровные обиды, но зато рубились по всякому незначительному поводу.
Офицерская честь высоко ценилась, хотя и понималась весьма условно. От офицера требовались исполнение службы, храбрость в бою и сохранение чести мундира. Офицер, который изменил своему слову или обманул кого-либо, не был терпим в полку. Позднее, в конце XIX века, в целях воспитания корпоративной офицерской чести, как это указывалось в специальном приказе по военному ведомству в мае 1894 года, узаконивалась дуэль между офицерами.
Новые правила этикета в XVIII веке внедрялись в основном среди высших слоев Петербурга, Москвы, Киева и других городов страны. В слоях общества, состоявших из мелких провинциальных дворян, разночинцев и купцов, они почти не распространялись. В этой среде немало было людей, осуждавших все нововведения в столичном быту. В провинции, а иногда и в столице зачастую еще в начале XIX века жили по «Домострою». Одежда мелкопоместных дворян подчас сохраняла прежний вид: долгополые кафтаны, большие обшлага и т. д. Распорядок дня был таким же, как и в старину. Вставали с пением петухов. В длинные летние дни считалось неприличным при огне ужинать. Праздник отмечали, как и в старину, «за обедами и за ужинами гуляли чарочки, рюмки и стаканы, а нередко гуляли они по рукам и в прочее время». Праздновали дня три и более. По утрам праздничные завтраки, «там обеды и за ними подчивание, там закуски и заедки; после того чай, а там ужин. Спали все на земле навалкою, а поутру, проснувшись, принимались опять за еду и прочее тому подобное» 3.
Купечество подражало дворянству в быту и манерах. 3 столице и в Москве в домах зажиточных купцов все было по последней моде: на кухне — повар, в приемной — лакей для доклада, у подъезда — элегантная карета. Однако в большинстве купцы подражали лишь внешней стороне пышной жизни дворян. Внутренняя жизнь купечества шла на патриархальный лад. Утром купец сидел в лавке, где выпивал со знакомыми несколько так называемых «галенков» чаю. В полдень обедал. После обеда спал три часа, и остальное время проводил с приятелями, играл в шашки и вел беседы. В девять часов вечера ужинал и сразу же шел спать.
Глава купеческого дома носил русское платье: летом— чуйку, зимой —шубу; носил бороду4. Дома он и его супруга — «гроза» для домочадцев, независимо от их возраста и положения в обществе. Основной их этикет — было полное и беспрекословное подчинение детей родителям, жены мужу. Перед отъездом сын обязан был поклониться в ноги родителям. Жена, провожая мужа, должна отдать земной поклон, а проводив его — упасть на крыльцо и плакать, показывая тем самым свою верность и любовь к нему. Купеческий этикет требовал, что-6jd муж при отъезде приказывал жене, как жить без него. Любые действия главы дома воспринимались как неоспоримые. В торговле также существовали свои правила, свой этикет, четко установившийся порядок, которого в одинаковой степени придерживались все купцы. Главное требование этих неписанных правил — хитростью, ловкостью затащить покупателя в свой магазин, суметь выгодно продать ему товар.
К концу XIX века многие богатые купцы одевались по последней моде, имели дома в лучших кварталах города. Интерьеры этих домов отвечали последним требованиям времени. Посещали клубы, устраивали приемы, званные обеды, маскарады, балы. Для их устройства иногда снимали специальные помещения. Таких помещений было очень много в Москве, Петербурге и других городах. Для гостей заготовлялись специальные пригласительные билеты. Бал открывал хозяин с хозяйкой. Распорядитель бала объявлял название каждого танца и подавал знак музыкантам. Иногда в программе бала указывались плясуны — исполнители русских плясок, специально приграшенные за плату. В соседних с залой комнатах устанавливались столы с закусками. Молодёжь танцевала, а пожилые люди подходили к столам с закусками, затем усаживались за зеленые столы, приготовленные в особых комнатах, и начинали излюбленную купечеством игру в стукалку. Под утро, часа в три-четыре начинался ужин. Для того чтобы придать особый шик ужину, у каждого прибора помещали специально отпечатанное меню и программу музыкальных номеров. В меню и в программу старались включить что-нибудь иностранное. Часам к шести утра бал кончался...
Шли годы, проходили века истории. И каждый народ вносил в развитие этикета свою специфику, свой национальный колорит. В связи с этим наблюдается необычайная пестрота правил этикета у различных народов, определяемая особыми условиями их исторического развития. Бросить обглоданную кость другому человеку, с нашей точки зрения — унизить его. Шведский путешественник Э. Лундквист рассказывает, что у папуасов Новой Гвинеи как раз наоборот. Поделиться таким образом своей едой считается у них высшим проявлением дружеских чувств. Если в нашем представлении плюнуть на кого-нибудь — значит символически выразить презрение, то у американских индейцев плевок врача на пациента считается знаком благоволения. Жест рукой, означающий у американцев «уходи прочь», в ресторане Буэнос-Айреса означает вызов официанта. Жест, выражающий у американцев слова «иди сюда», является во многих странах Европы жестом, означающим «до свидания». Поглаживание щеки в Италии означает, что беседа настолько затянулась, что начинает расти борода, но болтливый иностранец не поймет намека.
Одни и те же жесты, движения, действия могут вызывать диаметрально противоположную нравственную оценку у разных народов. В некоторых странах Азии от гостя ждут после еды отрыжку в знак того, что он вполне удовлетворен. С точки зрения наших представлений о культуре поведения отрыжка за столом — признак бескультурья. В некоторых частях Африки смех является показателем удивления, изумления и даже замешательства. То, что иногда называют «черным смехом», поражает многих европейцев только потому, что последние предполагают, будто одни и те же жесты и мимика имеют повсюду одинаковое значение.
То обстоятельство, что нормы этикета в известном смысле условны, для некоторых людей служит поводом к оценке всяких норм поведения как условностей, которые могут быть обязательны лишь в силу тех мер, или, как их называют, санкций, к которым общество прибегает, чтобы люди следовали этим нормам.
Действительно, этикет есть форма общественного контроля за поведением каждого человека, и нарушение этикета вызывает те или иные санкции. Они могут быть различными: начиная от осуждающего изумления и кончая штрафом за нарушение общественного порядка.
Источник: «Краткий справочник по этикету». Общество «Знание» Украины, 1992